Не пытайтесь играть со мной. И я не стану вас обыгрывать.
Давным-давно, когда наши бабушки с умилением заглядывали в наши коляски и совали в наши пухлые младенческие ладошки советские блеклые погремушки, планету, а точнее, может и не планету, а только её шестую часть, ну да не суть важно, захватил ВИРУС.
Он гнал миллионы людей к светящимся в полумраке экранам телевизоров, приковывал их на час, отпуская на пару минут рекламы поделиться впечатлениями. И название этот губитель всего живого имел – Санта-Барбара. Когда люди начинали с ним бороться, он видоизменялся: менял название и форму. Но суть оставалась прежней. Бразильские Хуаниты компостировали мозги своим Карлосам, мечтали о Хуанах и кусали во сне псевдошелковые подушки. А в это время маленькие дети вместе с бабушками зачарованно смотрели в экран старенького телевизора.
Но шло время, эфирное время дорожало, и вирус бразильского помешательства залег на дно, но не исчез, как недальновидно полагали многие.
На смену стареньким телефизорам пришли ЖК-мониторы и плоскоэкранные чудеса техники. Дети выросли. Для них самурайскими мечами и непонятными символами засверкала Япония. Вот только менталитет у некоторых уже был сформирован.
И теперь современные Хуаниты с японским налетом парят мозги своим Карлосам, да так, что сценаристы Санта-Барбары в пролете.
Любить для того, чтобы страдать. Чтобы биться в истериках, пить таблетки и упиваться жалостью к себе, при этом имея про запас ещё штук десять Хуанов. Быстро, почти на бегу. Самовнушение: сегодня я люблю этого, завтра вон того, а послезавтра того, который вооон там стоит. Не видишь? Ну вон же, размытый такой силуэтик на фоне луны. Что значит, «ты же его не знаешь»? Он на фоне луны стоит, бестолочь. Романтичненько же.
И может быть так жить проще.
Просто иногда дико начинает тошнить.
И я вырубаю телевизор, иду наливать себе чай и понимаю, что вокруг меня происходит тоже самое.
Вот только с той разницей, что вокруг меня-жизнь, похожая на сериал.
А там мелодрама, похожая на жизнь.
Он гнал миллионы людей к светящимся в полумраке экранам телевизоров, приковывал их на час, отпуская на пару минут рекламы поделиться впечатлениями. И название этот губитель всего живого имел – Санта-Барбара. Когда люди начинали с ним бороться, он видоизменялся: менял название и форму. Но суть оставалась прежней. Бразильские Хуаниты компостировали мозги своим Карлосам, мечтали о Хуанах и кусали во сне псевдошелковые подушки. А в это время маленькие дети вместе с бабушками зачарованно смотрели в экран старенького телевизора.
Но шло время, эфирное время дорожало, и вирус бразильского помешательства залег на дно, но не исчез, как недальновидно полагали многие.
На смену стареньким телефизорам пришли ЖК-мониторы и плоскоэкранные чудеса техники. Дети выросли. Для них самурайскими мечами и непонятными символами засверкала Япония. Вот только менталитет у некоторых уже был сформирован.
И теперь современные Хуаниты с японским налетом парят мозги своим Карлосам, да так, что сценаристы Санта-Барбары в пролете.
Любить для того, чтобы страдать. Чтобы биться в истериках, пить таблетки и упиваться жалостью к себе, при этом имея про запас ещё штук десять Хуанов. Быстро, почти на бегу. Самовнушение: сегодня я люблю этого, завтра вон того, а послезавтра того, который вооон там стоит. Не видишь? Ну вон же, размытый такой силуэтик на фоне луны. Что значит, «ты же его не знаешь»? Он на фоне луны стоит, бестолочь. Романтичненько же.
И может быть так жить проще.
Просто иногда дико начинает тошнить.
И я вырубаю телевизор, иду наливать себе чай и понимаю, что вокруг меня происходит тоже самое.
Вот только с той разницей, что вокруг меня-жизнь, похожая на сериал.
А там мелодрама, похожая на жизнь.